Тит (Тит Флавий Веспасиан) (79—81 гг.), первый сын Веспасиана и Флавии Домициллы Старшей, родился в 39 г. Он получил образование вместе с сыном императора Клавдия, Британником, с которым они стали близкими друзьями. Когда Британник умер, отравленный во время обеда своим сводным братом Нероном, Тит сидел за тем же столом и почувствовал себя плохо (поговаривали, что ему тоже перепало немного яда, в результате чего он сильно болел). Отслужив в Германии и Британии в качестве военного трибуна, в 65 г. он стал квестором, а в 67 г. командовал в Иудее одним из легионов своего отца и взял мятежные города Тарихею и Гамалу (их местоположение точно не определено), причем в одной из схваток под ним убили коня. В конце следующего года Веспасиан отправил Тита в Рим с поздравлениями Гальбе, но, узнав в Коринфе о смерти Гальбы, тот повернул назад.

В последовавших за этим переговорах между восточными наместниками, которые привели к провозглашению Веспасиана императором, Тит сыграл заглавную роль. Основной сторонник Веспасиана, Муциан, наместник Сирии, которому он помог примириться со своим отцом, был поражен не только энергичностью, но и способностями молодого человека. Летом 69 г. Веспасиан поручил Титу подавить иудейское восстание, и на следующий год, после четырехмесячной осады, Иерусалим сдался его легионерам, разрушившим храм — событие, память о котором прошла через века. Иудейский историк Иосиф (Флавий), перешедший на сторону Рима, отмечал, что Тит пытался спасти святилище; другие же опровергают это мнение. В любом случае, сведения о его расправах с плененными евреями не соответствуют действительности.

Со взятием Иерусалима на Тита обрушился град почестей, а в египетском Мемфисе его увенчали диадемой. На монетах, выпущенных восточными монетными дворами, его имени предшествовал титул “император”, до тех пор принадлежавший лишь правителю. Более того, римский сенат предложил ему отдельный Триумф, который в итоге вылился в совместное чествование Тита и Веспасиана (о чем гласит надпись на Арке Тита в Риме). Успех Тита мог породить у него нелояльность по отношению к отцу, но на самом деле его верность осталась непоколебимой, что проявилось в поспешности его возвращения в Рим в 71 г.

Одной из причин этого возвращения было стремление помочь отцу противодействовать возрастающему влиянию Муциана. Впрочем, ему не стоило беспокоиться — Веспасиан немедленно и самым недвусмысленным образом продемонстрировал, что Тит является его соправителем и наследником династии. Писали, что император заявил: “Моим преемником будет либо мой сын, либо никто”. Это подтверждают и монеты 71 г., на которых Тит и Домициан изображены в военных доспехах, причем Тит назван Цезарем и DES(ignatus) IMP(erator) — что означает не более не менее как “император, еще не вступивший в должность”. Будучи соправителем Веспасиана уже в 70 г., вскоре он стал сотрибуном (в 71 г.) и соцензором (в 73 или 74 г.). Более того, он быстро занял место префекта претория и распустил стражу Вителлия, заменив ее не столь многочисленным отрядом. Однако этот пост стал даже более важным, чем прежде, а сам Тит, при всем своем обаянии, исполнял свои обязанности с жесткой требовательностью.

Он не спускал глаз с сенаторов и с тех, кто глубоко ненавидел стремление Веспасиана установить династию. Но наиболее серьезная потенциальная угроза исходила от его собственных отношений с дочерью иудейского царя Береникой. К тому времени Тит был уже дважды женат: сначала на Аррецинии Тертулле (брата которой он сменил на посту префекта), а после ее смерти — на Марции Фурнилле, родившей ему его единственного ребенка — Флавию Юлию. Но они развелись в 64 или 65 г., и два года спустя в Иудее Тит обрел глубокую привязанность к богатой, красивой и талантливой Беренике; она была на десять лет старше его. Береника имела влиятельные связи при римском дворе, но не посещала столицу до 75 г., когда приехала туда с братом, царем Агриппой II, и была встречена с блистательными почестями. Береника открыто жила с Титом во дворце, но такое положение вызвало нападки и возмущение — стали поговаривать о новой Клеопатре — и через некоторое время он отослал ее.

Среди главных критиков Тита был Эприй Марцелл, который в 79 г. вместе с бывшим военачальником Вителлия, Цециной, замыслил покушение на жизнь Веспасиана. Тит пригласил Цецину на обед и заколол его, а Марцелл, осужденный сенатом, перерезал себе горло. Когда вскоре после этого Веспасиан умер, некоторые посчитали, что его убил Тит; впоследствии император Адриан придерживался этого мнения, тогда как императорский секретарь Светоний, великий собиратель сплетен, не уделил внимания этой неправдоподобной версии при описании кончины Веспасиана.

Взойдя на престол, Тит хорошо осознавал, что чересчур решительные действия, предпринятые им на посту префекта претория, и особенно его расправы с заподозренными в заговорах, оставили неприятное впечатление. Поэтому теперь, сохранив некоторые из жестких экономических мер своего отца, он поспешил создать себе более либеральный образ. Тит существенно сократил деятельность информаторов (услугами которых активно пользовался), отменил закон о государственной измене, а следующую пару подозреваемых в заговоре помиловал. Когда же в Рим вновь приехала Береника, Тит сразу же выслал ее из города — к обоюдному горю.

Короткое царствование Тита было отмечено тремя серьезными бедствиями. Первым, случившимся всего через месяц после его вступления на трон, стало известное извержение вулкана Везувий, разрушившее города и виллы в районе Кумского залива: Помпеи, Геркуланум, Стабии и Оплонт. Это трагическое событие описано в письме Плиния Младшего, который тогда гостил у своего дяди, Плиния Старшего, адмирала Мизенского флота, жившего недалеко от вулкана. После катастрофы Тит посетил пострадавший район и создал сенаторскую комиссию для оказания всей возможной помощи; впрочем, его распоряжение составить план восстановления уничтоженных городов так и не было выполнено. Он еще находился в Кампании и руководил работами у подножия Везувия, когда в 80 г. в Риме случился сильный пожар, за три дня и три ночи спаливший множество важных зданий, уничтожив все, что в них находилось. Тит вновь принял меры по срочному оказанию щедрой помощи. Третьей катастрофой стала одна из страшнейших эпидемий, когда-либо упоминавшихся в письменных источниках, которую император попробовал одолеть не только медицинскими средствами, но и многочисленными жертвоприношениями. Последнее, без сомнения, имело целью успокоить панику среди населения.

Важное событие периода царствования Тита, послужившее поводом для радости, — это завершение строительства и открытие амфитеатра Флавиев, начатого Веспасианом и предназначенного для гладиаторских боев, битв с дикими зверями и имитации морских сражений, ибо арену можно было наполнить водой. Этот Колизей, названный так позднее из-за огромной статуи Нерона, расположенной рядом, стал первым амфитеатром города, полностью построенным из камня, и наиболее известным из всех сооружений, воздвигнутых династией Флавиев, он оказал огромное влияние на всю архитектуру Европы следующей эпохи. Отделка из известнякового туфа с великолепным сочетанием прочности и изящества, четыре этажа законченных форм, из которых верхний обнесен стеной с оконными проемами, а три других образованы колоннадами арок из бетонных полых столбов, несущих тяжелые конструкции, так, что внешние дорические, ионические и коринфские колонны служат скорее декоративным, а не функциональным целям.

Колизей был рассчитан на сорок пять тысяч сидячих мест и пять тысяч стоячих. Зрители проходили к своим местам через семьдесят шесть пронумерованных входных арок; кроме того, еще две арки предназначались для процессий гладиаторов и еще две — для императора и его окружения. От летнего зноя зрителей спасали огромные, поддерживаемые мачтами навесы, которые натягивались от верхних краев амфитеатра к центру. В честь открытия Колизея Тит построил еще и бани, названные его именем, на той стороне Эсквилинского холма, которая прежде входила в комплекс Золотого дворца Нерона. От них немногое сохранилось до наших дней, но, судя по наброскам времен Возрождения, они являли собой замечательный прообраз спланированных по законам симметрии “императорских” терм, впоследствии повторенный в гораздо больших масштабах Траяном, Каракаллой и Диоклетианом.

Светоний, несомненно, был прав, отмечая многие положительные черты внешности, характера и манер Тита. Невысокий и с заметным брюшком, он все-таки оставлял приятное впечатление своей фигурой. Умелый наездник, искусно владеющий оружием, он еще и пел, играл на арфе, слагал стихи и даже импровизировал — как на латыни, так и на греческом. Светоний также отмечал, что в юности Титу, как и большинству людей, были свойственны некоторые пороки, от которых он избавился, став императором. Так, его страстное увлечение Береникой произвело неприятное впечатление в обществе. В качестве префекта претория он отличался известной жесткостью (причем биограф ни словом не обмолвился о якобы имевшей место жестокой расправе Тита с захваченными в плен евреями). В молодые годы Тит приобрел репутацию человека расточительного, проводившего с еще более сумасбродными друзьями буйные застолья далеко за полночь. Кроме того, он располагал целой свитой гомосексуалистов и евнухов. Однако после восшествия на трон, как уже отмечалось, “самых изысканных своих любимчиков он не только перестал жаловать, но даже не желал на них смотреть на всенародных зрелищах, хотя танцовщиками они были замечательными и вскоре прославились на сцене”.

Кроме того, Светоний восхищался эпиграммами Тита. Например, однажды за ужином Тит вспомнил, что за весь день не сделал никому ничего хорошего, и сказал: “Друзья, я потерял день!” В роли же императора он казался биографу истинным образцом: “услада и любовь рода человеческого” (в отличие от брата, сменившего его на троне). Историк Дион Кассий, однако, более рассудителен в оценке этого двухлетнего царствования: в противоположность Августу, который начал жестко, а закончил милосердно, Тит “правил с мягкостью и умер, обремененный славой, тогда как живи он дольше, могло оказаться, что славой своей он обязан скорее удачной фортуне, чем заслугам”. Впоследствии поэт Авзоний заключил, что Тит был “осчастливлен краткостью своего царствования”.

В последний день праздничных представлений по поводу открытия амфитеатра и бань Тит потерял самообладание и принародно разрыдался. Никто не знает, почему; возможно, он узнал, что поражен неизлечимым недугом. Во всяком случае, в дальнейшем он оставался на удивление бездеятельным вплоть до осени следующего года, когда ухудшение здоровья привело к фатальному исходу. 13 сентября 81 г. в Аква Кутилий Тит скончался (там же, где и его отец). Возможно, как считал Плутарх, он умер из-за того, что вода оказалась слишком холодной для него. Впрочем, ходили слухи, что его накормил отравленной рыбой Домициан.

“Лишь одно я сделал неправильно”, — были последние его слова. Авзоний, при всех сомнениях относительно значения этой фразы, не мог поверить, что императору было о чем сожалеть; если же он и вправду сожалел, то никто так и не узнал, о чем именно. Быть может, он раскаивался в любовной связи с Домицией, женой Домициана? Но Светоний полагал, что таковой связи на самом деле не было, ибо вряд ли Домиция стала бы скрывать это. Домициан тоже склонялся к тому, что Тита действительно мучила совесть, но по другой причине. По его мнению, отец намеревался завещать братьям равные права на императорскую власть, но Тит, известный умением копировать чужой почерк, подделал завещание, чтобы изменить этот пункт. Дион Кассий, со своей стороны, предпочитал объединить упомянутые объяснения. Он полагал, что смысл сказанного умирающим состоял в стремлении предупредить Домициана от восшествия на престол, которое, по его мнению, стало бы национальным бедствием. Это вполне могло быть смыслом фразы Тита; возможно, именно поэтому он разрыдался в амфитеатре.

(текст по изданию: М. Грант. Римские императоры / пер. с англ. М. Гитт — М.; ТЕРРА - Книжный клуб, 1998)